Окаянный дом - Бабицкий Стасс

– Извольте-с. Чрезвычайная… забастовка рабочих… Твери.

– Почему именно Твери?

– Она между столицей и Москвой. Может там стачку удобнее проводить?

– Тамошний жандармский корпус – свора злобных церберов. Никто с ними связываться не пожелает.

– Ну… Может в Туле или Тамбове взбунтуются.

Куманцов задумался, постукивая кончиками пальцев по столу. Версия ему нравилась. Объявить дело политическим и сбросить на плечи охранного отделения, пусть сами возятся. Но нет, для этого нужны крепкие доказательства, а все эти домыслы… Сунешься с ними к Пирамидову [21] и в одночасье станешь посмешищем всей столицы.

– Вряд ли, – вздохнул начальник уголовного сыска. – Рабочие, конечно, бузят иной раз, но оголтелых смутьянов среди них мало. Большинство на забастовку не отважится. У всех семьи, мелюзга по лавкам. Кормить надобно… Волгин, а у тебя есть еще варианты?

– Конечно, Ваше высокородие! – зубоскал вскочил, пародируя рвение молодого коллеги. – Червонец занял рябому татарину. Сомов одолжил денег и записал, чтобы не забыть.

– Дался тебе этот татарин, – Куманцов в раздражении скрипнул зубами. – Проспись уже! С-скотина туполобая… Хм… Возможно, здесь зашифрованы географические координаты. Черная заводь? Черкасский затон?

– А если «Ч.» – это чертеж? – предположил Лаптев.

– А если «З.» – это западня? – подсказал Волгин, ненадолго приходя в ясное сознание.

Дальше они заладили наперебой, не слушая друг друга:

– А если «Р.» – это раскольник?

– Разбойник?

– Ревнивец?

– Революционный… террор?

– Сплюнь, не ровен час, накаркаешь, – поморщился статский советник. – А если «Т.» – это тюрьма?

– Вполне возможно. Помните, Сомов испугался арестантской повозки? – юный следователь зашуршал листами черновика. – Неспроста ведь испугался. Надо бы тюрьмы проверить.

Куманцов отнял у него бумаги, скомкал и сунул в карман.

– Замаемся проверять. Много в России тюрем. Рязанская, Ростовская, Ржевская…

– Рыбинская.

– Точно, еще и эта. И кого нам искать? У заговорщиков на лбу не написано.

Чиновник по особым поручениям взъерошил свои вихры и встал в горделивую позу.

– Резвая тройка? – подмигнул он. – Сомов ведь под колесами экипажа погиб. А кто на резвых тройках ездит?

– Сотни людей. Тысячи. Тут мы никого не поймаем.

– Коне-е-ечно, не поймаем. Тройка-то резвая. Хых! Хых! – пьяницу снова развезло и он глумливо захохотал.

– Тьфу, дурак…

У Куманцова уже не осталось сил, чтобы кричать. Он сидел, уставившись в стену, и перекатывал в голове немногие оставшиеся варианты.

– Слушайте, Григорий Григорьевич! – воскликнул Лаптев, ухвативший промелькнувшую мысль за крыло. – Мы уверены, что это буква З, но ведь с той же вероятностью, Сомов мог написать цифру 3. А точку после нее поставил, чтоб никто не догадался. Вдруг здесь зашифровано время и место встречи? Четверг, в три. Ряды торговые.

– Гениально! Ряды – это хорошая версия. Остается узнать – какие?

– В «Листке» упоминается Апрашка.

– Но кого там искать?

– Купца Федора… Как его там? – Лаптев сверился с газетой. – Осипова.

– А вот и проверь. Сходи, побеседуй. Узнай, не захаживал ли в его лавку Сомов. Газету покажи, может торговец буквы расшифрует. Иных версий нет, а мне завтра на Фонтанку ехать.

– Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил! – громко запел Волгин.

– И хронь эту с собой забери, пускай развеется! – рявкнул статский советник.

Когда подчиненные удалились, он мрачно пробурчал:

– Не знаю, как насчет чижика… Но пыжик мне Горемыкин засадит преизрядный.

Дверь распахнулась. На пороге, задыхаясь от бега и эмоций, возник Лаптев.

– Ваше высокородие… Фух! Мы только по лестнице спустились… Фух! На первый этаж, а навстречу… Фух! Канцелярист…

– Письмо? – Куманцов вскочил, протягивая руки. – Из Москвы?

– Телеграмма… Фух!

– Давай скорее, охламон! Чего время тянешь? Каждая секунда дорога!

Статский советник распечатал депешу и мигом проглотил короткие строчки. Потом вчитался внимательнее, но опять ничего не понял. Проговорил вслух, делая паузы между словами:

– «Убийства раскрыл. Арестуйте брандмайоров из пожарной части на Спасской улице и с каланчи на Невском. Подробности выслал письмом. Мармеладов».

– И все? – спросил ошарашенный Лаптев.

– Все.

– А мог бы потратиться на «Здравствуйте» и на «Искренне ваш», – осуждающе сказал Волгин, упираясь лбом в дверной наличник, чтобы не упасть. – Десяти копеек пожалел…

Начальник уголовного сыска не заметил очередной эскапады. Он положил телеграмму на стол и перечитывал, шевеля губами.

– Причем же тут брандмайоры? Уважаемые люди. Хватать их средь бела дня и тащить в каталажку… Это чересчур. Что я им предъявлю? В чем обвиню? Что за дрянь этот сыщик! Помог, называется… А самое обидное, что письмо от него только завтра принесут.

Куманцов достал из кармана скомканный черновик, разгладил ладонью и погрузился в чтение.

– Ну, справедливости ради, – сказал он через минуту, – в этом запутанном деле и вправду фигурирует пожарный экипаж. Обыкновенный такой, с пузатой бочкой и помповым насосом. Мы его прежде не учитывали в своих подозрениях. Возможно, Сомов свернул с дороги, чтобы спрятаться от пожарных? Возможно. Но почему убитый так боялся пожарных? Непонятно.

– А вы заметили, что этот московский сыщик в телеграмме заявляет, что раскрыл «убийства»… Это что же получается, Сомов был не единственной жертвой?

– Да что можно раскрыть за столь короткое время?! Просто нафантазировал, чтобы мы от него отвязались, – Волгин сполз по косяку и разлегся на полу у дверей. – Скажите лучше, идти ли теперь к Апраксину двору?

– Нет. Не надо… Пустая трата времени. Давайте-ка и вправду возьмем под наблюдение брандмайоров. Незаметно! Приставим к каждому двух агентов пошустрее. А лучше трех. Будет обидно, если завтра мы получим полный расклад, кинемся к каланче, а там уж и нет никого.

– Немедленно распоряжусь! – Лаптев выскочил из кабинета, словно кипятком ошпаренный.

– А я, пожалуй, допью эту мерзость, – чиновник по особым поручениям дополз до письменного стола, открыл ящик и достал початую бутылку без этикетки и казенных печатей. – Не желаете капельку, Ваше высокородие?

– Нет! Хм… Разве что капельку… Наливай, супостат.

Утро следующего дня выдалось недобрым. В голове рокотало штормовое Балтийское море. Статский советник с трудом разлепил веки. Так-с. Сапоги на нем, а мундира нет. Зато сорочка в каких-то подозрительных пятнах…

Всю ночь они с Волгиным бродили по проспекту, обнимая и поддерживая друг друга. Сильно качались. Изредка падали, сдирая кожу на ладонях. Выкрикивали наперебой: «Чемодан! Чума! Чушь!»

– К-который час?

Лаптев принес чай с лимоном, поставил перед начальником, стараясь не звенеть подстаканником слишком сильно.

– Половина одиннадцатого.

– Эх-м… Письмо от Мармеладова принесли?

– Еще нет.

– Вот незадача… А где пьяное чудовище? Неужели потерялся вчера? Или уснул в той дыре, куда мы заходили за добавкой?

– Обижаете, Ваше высокородие! Потерялся. Пффф! Скажете тоже, – кудлатая голова высунулась из-под стола в углу. – Это ведь я за полночь донес вас до конторы и устроил в кресле, с комфортом и благостью. А сам на полу прикорнул, накрывшись вашим мундиром. Всю ночь дрожал от сквозняков.

– Чего же окно не закрыл?

– Лень вставать было.

– Экий ты чудак!

В дверь постучали.

– Тут письмецо, Ваш-ство, – робко заговорил дежурный. – Для господина Куманцова принесли. А мне еще вчерась велено, как принесут конверт, немедля предъявить его адресату.

– Давай! – статский советник громко крикнул и скривился от собственного голоса, прибавил вполовину тише. – Давай сюда. А лучше отдай Лаптеву, пусть он прочтет.

– Вот-с!

Городовой с поклоном подал конверт и удалился. Следователь распечатал письмо.